Троянская война
поэма-небылица Пояснения к поэме "Троянская война"
рифмованной жизни проза
конец нулевых
столица
морозы.
Вместо эпиграфа:
Все имена, события и даже даты,
чувства, обесчеловеченные мысли,
животные влечения
и сезонные обострения,
явки, пароли и адреса,
всякого рода удостоверения,
книги, статьи, мандаты,
брови красавиц, изогнутые коромыслом,
подтексты,
подкасты
и межстрочные смыслы,
мужичьи достоинства и заголенные бабьи телеса,
то есть любое узримое вами совпадение,
и все персонифицированные домыслы,
прошу считать полнейшим недоразумением -
без злого умысла -
фантасмагорией шизеющего гения,
принимающего потолок за небеса.
Пролог. Зарница
Рукописи не горят,
Говорят?
Врут.
Они пламенем восстают.
Воздают
Пустоте салют.
Когда мрут.
Языком во все щели,
и даже касаясь запретных,
вымаливая пощады и прощения,
снуют перед последним рассветом.
Орут оголтело
Выброшенным за порог ребенком,
Нежеланным доношенным младенцем.
Спасая не душу - тело,
Разрывая перепонки
Горит Освенцим.
Поют акапелло.
Без фальши. Фальцетом.
Каждой буковке есть свое место
В жарком хоре мёртвых невест. -
В пожарище этом.
Воздух комнаты пьёт зарницу -
Корёжатся строчек лица.
И когда они мрут,
Их огонь создает уют
Тут.
В час, когда рукописи горят,
Против Бога встает заря.
И молнии небо кроят,
Если рукописи коптят
Зря.
А я.
От Трои и до порога -
Пеплом рукописей -
(Не жалко - много! -
Не написанных - миллионы -
Маршируют строем колонны!
Загубленных рифм - канонада
Над тишиною ада.)
Вышью парадную тогу
Разлукам всем.
И эта моя заря
Воспламенится не зря.
Не писать, говорю, - не писать!
Сжечь дотла. - В небеса!
Но пока горят -
Пусть поговорят.
I. Эпистолярщина
Все началось с письма.
Редко пишу сама:
В круге моем полярном
Мерзнет эпистолярный.
Раньше писать любила.
Длинно,
надрывно,
обильно.
Было.
Но,
До него.
До романа без героини.
До того, как застыла.
До паучьего инея.
До того, как худое нутро
Озябшим котенком тоской замяучило,
Взвыло от доли сучьей,
Зарыдало замерзшей стервой.
На нашем четвертом?.. Третьем?.. Втором?..
Неужели еще на первом?
Все письма лживы.
Были бы живы!
Так -
С первого дня -
Маяк
Меня
Учит.
Зачем писать, если много лучше
Сказать в глаза при всяком удобном случае:
«Прости, я ударил нечаянно.
Впрочем, люблю и скучаю.
Конечно, ты самая-самая,
Кстати, денег прислала мама?»
И даже о сокровенном
И о грешке содеянном
Лучше в глаза, наверное.
Научилась не писать ввысь я.
Приручилась получать письма,
Где взятки-гладки -
Без передряг,
Без романтических напрягов:
«Привет, котятки,
Иду домой.
Что купить по дороге?»
Таков писатель мой -
Немногословный и строгий.
Для своих -
таков.
Без дураков!
Даже ящик у нас один на двоих. -
Нет виртуальных замков!
Прятать нечего
Мужчине от своей женщины.
Прятаться нет причины
Женщине от своего мужчины.
Какая есть - с холодком и жаром
Но все же любовь.
Взаимная.
Займом не под проценты! -
Почти задаром!
И цена - далеко не кровь,
И не душа наивная.
А рутинная
Жизнь - без рифм и без сантиментов.
Так и живем от ноября и до ноября.
Вот уже пятого года встает над домом заря.
Так бы и жили:
Сгоревшее солнце, мечтающее о смерти,
И на печной трубе повесившийся ветер.
Смерчь
И вечность.
Так бы и жили,
Не случись электрического фонаря.
Так бы и жили дальше.
Без фальши.
Просто
К помосту
Восхождением.
Краем единственного греха. -
Приговором к сожжению
Каждого бьющегося в груди ненаписанного стиха!
До зачатия.
Ты и я.
Так бы и жили.
Небо коптили
и хоронили
в пивном брожении,
после очередного сожжения,
беса семейного - спящего гения.
Муж да жена -
Одна сатана.
Одним миром мазаны.
Одна на двоих проказа.
Один на двоих грех
Одна тайна от всех.
Не писать!
Спать.
Спать.
Спать.
А тут - на тебе, детка,
Привет с пометкой:
«Не забудь удалить. Настя.»
Ну и прочие адюльтера напасти.
(Я напряглась,
Насть.
Подзавелась.
В ловушку бы не попасть! -
В волчью пасть.
Не поскользнуться бы, не упасть
В пропасть.
Господи, упаси!
Дай мне сил!)
И письмецо это
Из соседнего с ним кабинета.
Пополудни в ящик влетело -
Так, между прочим,
Казалось бы непорочное,
Должно быть совсем по делу.
Всего три строчки:
«Что надумал-то ночью?
И как я сегодня одета? Как ты хотел?
Не забудь удалить. Настя»
Здрасти!
Дожилась, поди,
И я.
Прощай, спящий бес! Прощай, семья.
Или погоди?..
Может, стоило б разобраться?
Может это шутка дурацкая?.
Может, с адресом вышла путаница?.
Может, милый мой просто запутался.
Ухом узри! -
Поговори!
Приговора жду - высшей мерой.
Трубка в руках дрожит.
Нутром ожидаю лжи.
Но так хочется верить!
И если взойдет луна,
Настанет моя война.
Тенью пойду за Каем.
Не сдам города без боя.
Герде не привыкать
Жертвовать только собою.
II. Настины страсти
- Здравствуй, желанная женщина
Моего любимого! -
Ему обещана.
Меня - мимо. -
Тобою любим.
Поговорим?
Узнавала тебя по приметам.
Все приметы твердили об этом.
Только ты повторяла «нет»,
Бормотала какой-то бред:
- Кошелек мой на ножках -
Стар. Хоть и сыплет
не песком - золотишком! -
Да все навылет!
У меня от него скоро сдвинет крышку -
Наставлю рожки.
Но не с твоим, не думай,
Я же умная.
Впрочем, к чему мне еще писатель новый?
Я и сама талантлива - хоть куда!
Два писателя в доме - это же нищета! -
Не видать тогда мне до смерти уже обновок.
- Да..,
уж мне ли не знать,
Каково двум писакам под крышей одной куковать?
Два писателя в доме -
это же вечный ад!
Это ревность к таланту, к славе и творческой муке.
Два писателя в доме -
предгрозовой раскат.
Два писателя в доме -
это всегда к разлуке.
Но чтоб дом удержать, выход будет один, поверь мне, -
Два писателя в доме -
путь к одиночной жертве.
Сразу двум будет тесно в одной рифмовать берлоге.
Тот, кто любит другого сильнее своей груди,
должен будет пожертвовать если не всем, то многим,
должен будет затухнуть, перегорев, один.
Сердце закрыть заглушкой священной.
Заткнуть все поры,
все дыры, все щели,
из которых, наперекор, на волю
лезут зародыши рифм и задушенные стихи.
Вместо фундамента дому - вбить из рёбер опоры,
а жилы пустить на стены - прочны были б да сухи.
Из желаний заветных состряпать песочный пирог,
остывать положить на порог,
ещё не затёртый вечностью,
заманивая запахом счастья человечьего
сторожевого дога.
А потом, чтоб дом от голода не застонал,
превратиться в обслуживающий персонал.
И под нагробный камень
талант закопать своими же руками.
- То письмо - не грузись хоть минутку! -
Баловство. Глупая шутка.
Пустая «утка».
(Да-да.
Сущая ерунда!)
На работе любовь? - окстись! -
Попробуй, отмойся потом, открестись!
И все - ради этого человека? Ах!..
- У него есть имя. И будет оно в веках.
- Ха-ха!
Ни один не достоин.
Ни ногтя от бабьих жертв. Даже этот - ни-ни!
- У него есть имя. Он воин.
Он достоин. Внимательнее взгляни.
- Вот муж мой бубнит и нудит -
Сплошь ох-ах-ха,
Меня от него щас вырвет -
(Как глупо противно врет!) -
Он вылитый «ипполит»!
Впрочем, почти отбрит.
А твой - погляди-ка - душка! -
Миленький и такой непослушный!
Мальчишка!
-А я-то, дура, не знала. Иш-ты! -
Мальчишка!
Ясно, что ты понимаешь его не слишком.
Вижу, полет затянулся на старте,
Пора набирать высоту.
Когда вышла замуж ты? В этом марте?
Полгода? Давай уж начистоту.
А с Этим человеком, чье имя
Боишься произнести вслух,
С Этим, что солнце личное выменял
На фонарик, горящий сразу для двух,
С Этим давно строишь планы?
- Полгода.
Но очень плавно.
Всё как-то не по погоде:
Считал он меня юродивой.
Сама, как видишь, писала,
Не знала, что станет мало,
Окрепнет выше меня,
Сильнее день ото дня,
Что сбудемся мы вдвоем,
Мой свет отразится в нём.
Сбылось.
Через край пролилось.
Теперь он, как видишь, мой.
Прости. И иди стороной.
- Любишь? Бери.
До зари.
Воровки орудуют ночью. -
Ночью мой дом разворочай.
После зари будет поздно.
На заре над тобою грозы.
Не ропщу.
Приоткрою завесу. В двери впущу.
Может тебе урок мой послужит
Сделать из Этого человека для себя хорошего мужа.
Так слушай.
Настя,
Ты думаешь, что удержать его можно
Тем, что у баб между ног?
Глупая Настя.
Глупости множишь.
На этого зверища,
В Бога поверившего
Тайком, осторожно,
Ставить нужно иные снасти -
Много дороже
Всех твоих трусиков-мысиков-пупсиков, Настя,
Всех перекрестных дорог.
Всех «ипполитом» закупленных (видно - приличный был чек!):
Рюшечек,
Брошечек,
Броских колготочек,
Юбочек,
кофточек,
лямок, застёжечек -
на весь твой грядущий обабленный век,
зверем моим растревоженный!
Много дороже
всех твоих в кукише - не в кулачке!- осенних тревог
Всех до чужих мужичков забот и сучьих охот,
Всех обещаний вечной любви и влажного русла кокотки,
И даже (о, зря ты не веришь!) всех вёдер палёной водки!
Настя, к этому зверю нужен иной подход!
А ты пристроилась -
обесовилась,
настроилась -
поиграть, похоже.
Все что он сможет, и все что доныне смог,
Он знает: все это - только мои на него снасти.
Горб мой велик и спиной отведу напасти:
Сквозь пустоту,
сизоту,
низоту,
сигаретный смог -
Я растила, ращу
И еще проращу
На своем оголенном горбу его силы, Настя.
Настя, ты думаешь, что у меня отнять.
Выше всего - у меня!
Не у крали-шкуры под шуры-муры!
(Нет! - У крали -
Не украли б!)
Настя, а ведь для тебя я всего лишь дура...
Знай же.
Не слыханно, и не сказано.
Была и буду его заразой.
Его для стихов столешницей.
Его сторушницей.
Его помощницей.
Его послушницей.
Его проказой.
Нужен тебе прокаженный, мною зарАженный?
Настя, на эту акулу не хватит твоих сетей!
На рыбину эту, Настя,
Нужны не такие снасти.
Нужно другое нутро - карты других мастей!
За него нужно все отдать
Броситься мордой в грязь.
За него нужно всех предать,
прогадать,
продать.
За него нужно всю связь
Вековую - шлюх и святош -
Пропустить сквозь себя и отдаться
Так, чтоб самый грошовый грош
Разрыдался.
Настя,
Хочешь его таким?
Настя.
Любишь его моим? -
Всласть вам
Счастья,
Настасья!
Перед соитием
Перед сокрытием
Пусть сокровищем
Под подковищем
Будет ваш голышом союз -
Соединеньем уз.
После моей круговерти. -
Точки ректальной. Смерти.
После меня.
Хоть потоп.
После меня.
Стоп.
Впрочем, знаешь, и он
Смертной тоской окроплён.
Кто больше всего влюблён
В мёртвую водицу -
Кладбища не убоится.
Тяжко живому спится. -
Располосован и раскроён.
Так же, как я, - он.
Вечный спокойней сон.
Особенно в унисон.
Будет весело
Вдвоем повеситься.
А может быть сразу втроем -
В адовый окоем?
Мой заговор
Сильнее твоего наговора.
От моего заговора
Под ногами мосты горят,
Когда рукописи говорят.
А я - недотрога -
У твоего порога
Вытоптала всю землю. -
Соль ем.
Отдаться, может, другому? -
Да ноги плетутся к дому.
Что мой дом? -
Ров
Рёва -
Глаза идущей на бойню коровы.
Зрачки ширятся.
Бес силится.
Проход узится.
Я узница.
Этого рва, этой щели -
Бойни кошерной.
Выпустить кровь вначале -
До конвульсивных судорог.
Кровь - алая.
Чалая.
Обручальная.
Растекается картой моих дорог.
Не поститься! -
Покуситься.
И проститься
На кириллице.
III. Хромой карлик
Чтоб молоко не скисло,
В кувшин положи лягушку.
1.
Ручки, ручки! - Окровавлены.
Да по самый локоток!
Ножки, ножки! - Обморожены
По коленочки! Стреножена.
Тельце, тельце! - Обезглавлено.
Вырван сердца мышечный шматок.
2.
В этом худеньком кулачке
Наш четвертый совместный год.
Хрустом косточки в простачке! -
Получился хромой урод.
Пережала! Передавила!
Не лечила, не долюбила.
Недоимки недоглядела.
Половинку недохотела.
Тыщи «не» пустоту плодит.
Вышел карлик и в пол глядит:
«Здравствуй, дева честна-красна.
Знать увяла твоя весна.
Я не зеркало, но скажу.
Я не фраер и заложу.
Хочешь честный знать ответ?
Был прекрасен твой рассвет.
Но тебе «грозой» островской -
Переулочек Хохловский.
Там под Евразийской музой
Жажда нового союза.
Им в объятиях вспотеть,
А тебе - в обрыв лететь».
Что ж, на то ты и вышел
Таким уродливым карликом,
Чтоб под прохудившейся крышей
Беду накликивать, каркать.
3.
На нашем пути млечном,
В молоке небесного моря
Я удержу вечность
На ладони. С горем поспорю.
Чтоб ни одна лягушка -
Путешественница от своего - к чужим
Не пела тебе на ушко:
«Бросим их, убежим!
Спрячемся в тесной норке,
Обручальные сбросив оковы,
Будем метать икорку,
Родим лягушонка нового.
Нашего, общего, наперекор
Моему муженьку и твоей каракатице,
А твой сынок, что глядит в упор,
Пусть куда хочет катится!
Облачу естество в короткую
Юбку, чулки в горох,
Чтоб забыл свою суку кроткую,
Чтоб очаг твой семейный сдох..»
4.
Растоптали нежно в неравном бою
И любовь, и седую юность.
Против двух в квадрате - одну мою.
Одиночная - поперхнулась!
Знаю, осталось только стареть,
Заживляя раны.
Душит. Задушена! -
Не отпереть. Наглухо. Рьяно!
Светлый лоскутик изъела моль.
Тленьем покрылась простынь.
Знать, паутинкой была юдоль,
Раз порвалась так просто.
Верочку, Надю и Любу в ночь
Соберу, хоть осталось немного.
Бедные Насти, подите прочь!
Скатертью вам дорога.
5.
Сижу.
Гляжу.
Сквожу.
Рожу.
Скважиной! Рудниковой милей! -
Алмазной жилой.
Рожу, милый.
И будем живы.
Не столетия ради, а мига этого,
Родит поэтка поэту поэтово.
Маленького сыночка - крутые бровки.
На волоске от моей веревки,
С любовью намыленной сорокой-воровкой.
- Вот только не надо,
Пеленки развешивать над баррикадами!
Не признаю выродка сивого!
Мне родит - Анастасия.
- А того, что четырнадцатую осень
Стоит на своих ногах и смотрит сейчас упрямо?
Тоже вышвырнешь? Вычеркнешь? Бросишь?..
Что ж, проживет со мной, раз я теперь его мама.
IV. Яма дома
1.
А в моем Гольяново
Голо жить не новО -
Сплошь - голь явная!
Перекатная.
А Измайлово
Заманило его,
Измяло да измаяло.
Закатало под кат!
Щёлкнет пО-носу
Щёлковское шоссе,
На котором мёртвая Саша дырку от бублика сосала,
хрустела души сушку,
когда решала:
под какие фары навзничь обрушиться?
2.
Как удачно прикупили квартиру! -
Словно сузилась Москва до сортира.
Словно в этой миллионной тюрьме,
На свободу права нет,
И на дом свой права нет -
Никому: ни тебе, ни мне.
Так мечталось: будет дом. Будет рай!
По ремню себе район выбирай!
Перед банком я на лучшем счету:
Миллионы - на себя! - За мечту!
Хоть двухкомнатная - всё же своя.
Будет крыша на двоих. И семья.
О долгах я позабочусь сама.
Я смогу. Я не сойду с ума.
Всё смогу на эту чашу сложить.
Будет дом. А в доме - счастье. Будем жить.
Только боком вышло. - Бог, помоги!
Стал постылым дом тебе, а мне - долги.
Нельзя быть такой доверчивой -
В доме, где смерчь живёт.
Так мечталось: будет дом. Будет наш!
Но шестнадцатиэтажный шалаш
Рядом с Настенькиным кровом пророс,
Что готовится под нож да под снос.
Рядом с тем, что длань над нами занёс.
3.
Ветхий, затхленький он и старый -
Исподлобья глядит устало:
Окнами пятого этажа
Угрожает
Нашему расправой.
Хоть и маленький домишко -
Доживающая век пятиэтажка,
Но тянет тебя туда слишком.
И мне рядом с ним тяжко.
Мы на первом - заземлённые -
Выбирали поближе к земле! -
Боялся окон, балконов незастекленных
И вообще высоты на одном крыле.
Потерять боялся опору ты! -
Словно вены твои подпороты.
Расставляла везде подпорки -
Подставляла свои руки.
Не гляди в окно! - там небо дрожит.
Будем на первом жить.
Вот так был первый сделкой прошит,
Хоть я и любила - под крышами.
А она на пятом -
Ей всё видней:
Как именно наша постель помята.
В который из дней.
Ведь она на последнем
Вираже.
На последнем под небом брожении.
4.
Давай отдадим ей наш дом?
Давай кочевать уйдем?
Сейчас!
Вместе!
Если оно у нас
Есть ещё.
V. Вороньё моё или Сны в зимнюю ночь
Губы не выдержали! Раскрылись
Целовать уходящему ноги вдогонку.
Вылизывать каждый пальчик!
Задрожал.
Взвыл весь!
И вот не зверь уже - тихий, плачущий мальчик -
Размягчилась кость.
Постепенно становится Настиным мячиком
Для пин-понга.
Ей - с ним
Поиграть.
А мне сны -
Вспоминать.
Сон Первый:
Отдать за него всех тузов козырных. -
Все горы, все кочки!
Постепенно привыкая лежать тихо-смирно -
Замёрзшей вороной у таджика-дворника на совочке.
А над Москвою столько много неба!
Пусть грязное, пусть серое, пусть смог.
Ворона голубю тайком крошила хлеба,
Чтобы хоть голубь долететь до неба смог!
Сон второй:
Все, для вороны сосватанные, эфиры,
Все выступления сольные - загребай, мой голубь, горстями!
(Твоя-то - сильнее, живучее будет лира!)
В подвалы Лубянки тебя провожу - взлетай! -
Задыхается зал гостями!
Ждёт - слушать.
Кликушу.
Там суровой поэзии непроходимый закружливый край. -
Вместо меня - окунись,
Растворись,
Развернись
На всю мощь с такими же вольными голубями!
Пусть и им втемяшится
Кусочек моего хлебного мякиша!
Публикации хочешь в литературных газетах?
Знакомства полезные? Доллар в карман?
Заруби тесаком Интернет и ЖэЖе ты! -
Стань бандитом с дороги: на перекрестке - главной!
Выстучи между зубов у прокуренной в жёлтый «клавы»
Застрявший в беспробудной тоске роман!
Устрою.
Станут к тебе на поклон пробиваться строем. -
Потупив взоры, согнувши услужливо спинки,
Пришлёпают сами вылизывать руки, сдувать пылинки!
Узнает весь улей, кто - ты, и чего достоин!
«Выше нет - ни писателя, ни поэта!» -
Скажут - на том и на этом
Свете!
Клювом весь шарик земной, напрягусь, но пророю!
Буду, как вол, - обеспечивать тыл. -
Главное - ты, б, в небесах состоялся! Был!
ГодАми жила этой манией -
Его возвеличивая
До неприличия
Среди статистов голубятни столичной.
Сон третий:
Приходя с вороньих, уже ставших его, эфиров,
Пьяный в стельку голубь блевал - всё мимо сортира:
- Я сегодня летал - там тебя, посторонней,
не будет!
Мне стыдно! О том, что женат на вороне, -
узнают люди!
Застиранная, безмозглая кукла, марионетка!
Не поэт ты вовсе, а дутая поэтка.
- Можно, приду на твои полёты смотреть?
- К чему там ворона старая мне?..
Пусть будет так.
Пусть так будет!
Обещаю. Не выползу больше в люди.
VI. Последняя высота
1.
На милю - выше.
На сажень - шире.
Так будь - возвышен!
Так будь - расширен!
Пробей все крыши,
Скроши все двери!
Так будь - возвышен
Моею мерой.
Так к звездам вышел,
Горя, Джордано.
Так ты возвышен:
Так ты желанен.
Смети все стены,
Заборы! - слышишь?
Я - по колено,
А ты - возвышен!
Так вертит землю
Старик Коперник.
Так ты, приемлю, -
Мирам - соперник!
Где Зевс и Один -
Там ты площаден.
Не беспороден,
Но беспощаден.
Такой же грязный.
Такой же - рьяный.
Такой же разный.
Такой же - равный.
Парнас - лишь прыщик.
Пегас - лишь мерин.
Фальшивит курица Гамаюн.
Любовь - освищет.
Любовь - не верит.
Любовь не любит, когда пою.
И если пьяный,
Иль худо очень,
Или за пазухой сто камней,
Семья - лишь раны. -
Промой проточной...
Иди же к ней.
И если увидишь край
Обрыва,
Отпускай меня, отпускай,
Обещаю сгореть без взрыва.
2.
"А ты меня не отпускай.-
Держи!
Даже, когда нарастает край
Лжи.
Даже, когда обжигает свет
Её фонаря.
Даже, когда наступает рассвет,
И все, казалось бы, зря.
Не отпускай, даже когда
Попрошу.
Не отпускай, даже если беду
Кулаком крошу.
Не отпускай, мертвой хваткой
Меня у ворот
Держи!
Девочка, хватит,
Проходит всё. И это пройдет.
Не дрожи.
Прости, я тысячекратно
Пред тобой виноват. Но
Гложет:
Её полюбил тоже."
....
Какой на себя непохожий!
Нежный и осторожный.
Страстно идёт на дно.
Глядит все тревожней.
Духом Насти в лицо смердит.
Целует все жарче, крепче.
Переплавил дневной гранит
В апельсиновый вечер.
3.
Весь месяц к алым
Ветрам сносило.
Все было мало!
Что было силы!
Не уставали.
Не голосили!
Впивались в каждый
Молекул губы.
Был нежен даже.
Был в меру грубым.
Кидало на земь. -
Весь мир - пусть ждет!
Судьба - не сглазит:
Любовь сожжет.
Восстановимо!
Все смерти мнимы.
- Но что-то гложет.
- Я знаю, милый.
Мы это сможем.
Все смерти мнимы!
Согнул в дугу и
В висках звеня:
Хотел другую -
Любил меня
На пОтом вымокших простынях.
Лишь ангел ведал
Лишь падший знал,
Что каждый вечер сгущает свет.
В телах сплетенных
Нет ни победы,
Ни побежденных
Ни пленных нет.
Ни скал,
Ни бездны.
4.
- Хочешь взахлёб
Её б?
Иди. Поцелую в лоб.
Прощаю.
И запиваю зелёным чаем.
За переходом окрестным
Нравится тебе его место?
Нравится ссутулиться,
Когда вышвырнут котёнком на улицу?
Нравится быть «ипполитом»? -
Кислая брага его недопита.
Будет твоей.
Иди скорей
К Насте, ж!
Открываю двери
Настеж..
- Я на месте этого ублюдка
Никогда не был. Не буду.
- Правда? А был ведь уже на грани -
Перед зарей ранней.
И в чём это он ублюдок? -
В том, что ей верит, ждёт дома, любит?
- Если уйду. Не вернусь.
- Думаешь, я боюсь?
- Если уйду - захочу
Обратно к тебе, взропщу!
- Думаешь, я - прощу?
- Я ухожу. Я должен.
- Боже!
У кого ты еще успел занять,
Кроме как у меня?
На что ты мой долг променял?
Тянет тебя преступно
К бабам доступным.
А у Насти ж -
руки настеж,
губы настеж,
ноги настеж,
юбки до лобочка.
Велика ли кочка?
Твоего ль росточка? -
Твоей ли шири -
Паршивая?
- Не хочу. Но уйти я должен.
- Что ж, похвально. Всегда отдавай долги.
Только будь осторожен.
Убегая - беги! Без оглядки беги.
И не лги.
Ей устраивай каторги.
С ней не сложно.
С такими
всё можно.
5.
А я презираю женщин уже давно.
Все их рассказки - змеиное вино.
Все их потехи - куриная слепота.
Все их потуги - святейшая простота.
Лучше меня -
она?
Так выпей её до дна.
И закуси,
что б не горчила икота.
Когда придет
у нее черед
покуситься
на нового семейного идиота.
6.
За нее он горой стоит,
Так, что я уже не дышу.
- Задушу, - твердит, -
Задушу.
Задушу тебя, задушу.
Спи, ласточка,
Спи, девочка.
Спи, дурочка,
Подпевочка.
Спи, задушенная.
Всё разрушено.
Эпилог. Послевкусие
Выгорело до буквы последней,
До точки прощальной.
Иду по чужому следу,
Укрывшись шалью,
Седая, белая -
За поворот.
Эта рукопись
Поторопясь
Истлела.
Сизым смогом засыпан рот.
Сыплет небо.
Этот пепельный снег
Ложится на крышу дома,
которого уже нет.
Дома, в котором ничего не было.
Незнакомого.
16-19 декабря 2009 года
Москва
Гольяново
© Александра Барвицкая
Комментариев нет:
Отправить комментарий