Стряхнули пыть с Керролла и сняли фильм Алиса в стране чудес

Таки свершилось, стряхнула пыль с книги Кэррола, отложила в сторонку «Башню» и взялась за чтение Алисы, а все благодаря фильму.
К Бертону и Деппу я уже давно питаю самые теплые чувства поэтому вопрос идти не идти даже не стоял. Мне понравилось забавно получилось, котяра просто моя любовь (прости Джонни), Алиса тоже хороша, как и Королева (голову с плеч теперь моя любимая фраза), три Д просто улет, а мрачная сказочная атмосфера еще лучше.

Коробочка для табака <

Папенька  поставил на стол табакерку. "Поди-ка сюда, Миша, посмотри-ка", -сказал  он.  Миша  был  послушный  мальчик; тотчас оставил игрушки и подошел к папеньке.   Да   уж  и  было  чего  посмотреть!  Какая  прекрасная  табакерка!пестренькая,  из черепахи. А что на крышке-то! Ворота, башенки, домик, другой,третий,  четвертый, - и счесть нельзя, и все мал мала меньше, и все золотые; а деревья-то  также  золотые, а листики на них серебряные; а за деревьями встает солнышко, и от него розовые лучи расходятся по всему небу.(с)  Одоевский  "Городок в табакерке" 

 

А началось всё в XVI веке, когда французский посол Жан Нико выслал королеве Франции Катерине Медичи, которая страдала от мигрени, популярный в Португалии нюхательный табачок. Считалось, что табак, если его нюхать, лечит мигрень. И помогло! При сыне Екатерины Франциске II нюханье табака становится модой, а при Людовике XIV частью придворного этикета. Естественно, что это увлечение не обошло и Россию. Роскошные вельможи екатерининского двора угощали друг друга нюхательным табачком, а табакерки стали разновидностью ювелирных изделий. Изготавливали музыкальные табакерки, которые играли популярные мелодии при открывании. Табакерки проникли в быт самых разных слоев населения. Даже стойкий оловянный солдатик в сказке Андерсена любуется на прекрасную танцовщицу, прислонившись к табакерке на столе. 

         XVIII век стал поистине веком табакерок. Прусский король Фридрих Великий в 1740 году получил в наследство 600 таких маленьких коробочек, а спустя 46 лет оставил после себя уже около полутора тысячи. Принц Конти имел 800 табакерок. Цифры впечатляют: такой коллекцией сегодня могут похвастаться только крупные музеи! А все дело в том, что каждая перемена платья требовала от модника смены табакерки. Для их изготовления использовались различные материалы: золото и драгоценные камни, алюминий (в ту пору ценившийся выше золота) и сталь, черепаховый панцирь и акулья кожа (галюша), фарфор и береста. 

При российском дворе принято было пользоваться табакерками из драгоценных материалов, и лишь в царствование Елизаветы Петровны (1741-1761) существенную конкуренцию составили табакерки фарфоровые. Знаменательно, что первым отечественным фарфоровым изделием, созданным на Императорском фарфоровом заводе в 1752 году, стала именно табакерка. Это были знаменитые «Мопсы». С ними связана очень интересная история! 

Самыми многочисленными покупателями фарфора с конца 1730-х годов были масоны. Когда в 1738 году Папа Римский запретил католикам вступать в братство "вольных каменщиков", масоны стали объединяться в тайные ложи. Но для того чтобы узнавать "своих", им понадобился секретный знак. Миниатюрная табакерка идеально подошла для такой роли. Она помещалась в кармане, и ее можно было в любой момент вынуть, не вызывая подозрений у посторонних. А паролем стало мейсенские фигурки с мопсом. 

         Табакерка прочно вошла в быт людей разных сословий. И как следствие, она становится непременным аксессуаром костюма, входит составной частью в гарнитуры украшений. И не только костюма. Емкости для табака встраивали в подлокотники кресел и даже в рукояти тростей. 

 Неудивительно, что такая преданность владельцу и близость к нему делали табакерку пособницей в самых деликатных предприятиях. Особое место занимали вошедшие в моду табакерки в виде запечатанного почтового пакета. Они служили конвертом для письма и футляром для щедрого подарка. В 1791 году, уже на закате века табакерки, в «Переписке моды» говорилось: «...Мы служим потаенною кибиточкою, в которой волокита пересылает свои письма, любовные бредни, романтические воображения, ибо табакерки многих женщин и девушек учинились ныне не чем иным, как кибиточками любовной почты». 

 

Для любителей табаков разного сорта были придуманы многочастные табакерки, каждое отделение в которых закрывалось особой крышкой. Такие коробочки применялись для тайной почты. Чтобы можно было одно отделение открыть для знакомой дамы, а другое - для ее супруга, табакерки делались двусторонними. Эта же конструкция как нельзя лучше подходила для скряги, предпочитавшего угощать друга табачком поплоше. 

         Пакетовые табакерки по форме и отделке были похожи на сложенное письмо - пакет (ведь конвертов в то время не было). Такие табакерки делались из фарфора и эмали, белый цвет которых напоминал обычную бумагу. На верхней стороне крышки плоской коробочки черным надписывался адрес: иногда конкретный, иногда условный, например «Прекрасной брюнетке в Петербурге». Красным и синим, подражая почтовым службам, наносились отметки, как на настоящих письмах. Имитировалась и печать, скрепляющая листок. Посланием в таком пакете могли быть стихи или миниатюрный портрет. 

     

  Сложились и определённые правила этикета, связанные с табакерками. При встрече считалось актом вежливости предложить собеседнику раскрытую табакерку. Высшим проявлением щедрости, наиболее красноречивым дружеским жестом - был обмен табакерками. Так, Лоренс Стерн, один из основоположников сентиментальной литературы, в самом начале своего «Сентиментального путешествия по Франции и Италии» (1768), поместил особую главу «Табакерка». Взаимное угощение табаком нищего французского монаха и путешествующего английского джентльмена было и знаком их примирения, и символом гармонизации душевного состояния. Причем, разницу в социальном положении героев автор подчеркнул именно с помощью табакерок: роговой и черепаховой. 

    

Кстати, табакерки, украшенные эмалями и бриллиантами, с императорским вензелем, были даже видом государственной награды. Дважды получал такой дар Державин, именно как поэт, а не как сановник, за оды «Фелица» и «На взятие Измаила». Еще одна знаменитость той эпохи Василий Капнист получил табакерку с вензелем императрицы, осыпанную бриллиантами, за оду против рабства. А при путешествии Екатерины на юг России Александр Суворов получил табакерку с червонцами стоимостью 7000 рублей. 

Будучи украшенной портретом царствующего монарха, табакерка ценилась выше ордена, ибо «заслуга» ставилась выше «отличия». «Ниже по рангу» стояли табакерки с вензелем самодержца. 

 

         Впрочем, табакерка, преподнесённая в качестве подарка, имела иное смысловое значение, а именно, удалиться с глаз долой. Маркиза де Помпадур однажды не захотела принять надоевшего любовника и вдогонку ему послала слугу с табакеркой. На ней был изображен Амур, пораженный стрелой (символ умершей любви), и надпись: «Достаточно». Павел I подарил табакерку в качестве свадебного подарка еще не достигшему пика славы Петру Багратиону. Сплетники утверждали, что несветскому военному, таким образом, делался намек на необходимость покинуть двор, оставив красавицу-жену... 

Определенный подтекст имела табакерка, подаренная Николаем I голландскому посланнику барону Геккерену. После трагической дуэли его приемного сына Дантеса с Александром Пушкиным барон не был принят императором. Государь отослал ему без комментариев драгоценную табакерку. Придворные объяснили озадаченному иностранцу смысл подарка: дипломат стал в России персоной нон грата, и видеть его впредь не желают. 

        

В декоре табакерок нередко заключена тема игры, особенно часто встречается мотив любовного заигрывания. Даже банальные цветочки для посвященных были волнующим посланием: роза - признанием красоты, незабудка - обещанием верности, тюльпан - брачным предложением или же бахвальством. Да и жанровые сцены, где дамы и кавалеры музицируют, прогуливаются, беседуют, нередко имели дополнительный смысл. Например, рыбная ловля на удочку традиционно обозначала любовную игру, флирт. 

По-разному отражалась в декоре табакерок тема дороги или жизненного пути: табакерки-кареты, табакерки-лодки, табакерки-сундуки (это мог быть баул, который прикреплялся снаружи к экипажу, а мог быть и подголовок - сундук для самых ценных пожитков, который на ночь клали под подушку). Лодка на озере, парус в море, венок на ветке дерева, обелиск на холме - все эти символические образы не требовали разгадки и были понятны современнику благодаря влиянию классицистического искусства. 

 Комичные сцены, изображаемые на крышках табакерок, переходили порой в политический памфлет, нарушали рамки благопристойности. И обсуждались со всей серьезностью на самом высоком государственном уровне. В именном указе государыни императрицы Елизаветы Петровны, зачитанном Сенату генерал-прокурором князем Трубецким, повелевалось «запретить к продаже и перепродаже пашквильные» табакерки. В дело были вовлечены коммерц-коллегия и канцелярия столичного полицмейстера. Но вопреки воле императрицы две табакерки с политической сатирой - «Сидит Европа под балдахином, печальная, а перед нею кардинал с весами, наступивший на лист «Баланс Европы» и «Сидит кардинал с тростью, на столе перед ним карта «Я разделяю империи» - сенаторами не были признаны «пашквильными». 

В последнее десятилетие галантного века становится модным точно изображать уголки природы, дорогие чувствительным сердцам их владельцев. Граф А. С. Строганов в 1790-х годах поместил под стекло табакерки, сделанной еще в 1755-1756 годах во Франции парижским мастером Жаном Дюкролле, шесть миниатюр с видами своей загородной дачи и парка.

Об экзотических китайских павильонах в Царском Селе напоминает заказанная Екатериной II золотая табакерка с бриллиантами стоимостью 2750 рублей (ювелир Готфрид Гебель, 1779). А в 1790-е годы Екатерина II вводит в моду пожалование табакерками, украшенными видами тех парковых сооружений, которые связаны с награжденными лицами. Братья Франсуа-Клод и Пьер-Этьен Термен, владевшие небольшой галантерейной фабрикой в Петербурге, дважды (1795 и 1796) исполнили подобный заказ императрицы. На счете от 12 июля статс-секретарь приписал: «Одна табакерка оставлена у Ея Величества с монументом Графа Орлова Чесменского, другая такая же пожалована графу Орлову Чесменскому, третья подарена Ген. майору графу Николаю Зубову с колоннадою Царскосельскою».

         По случаю «Морских побед, одержанных в Архипелаге» в 1770 году графу А.Г. Орлову-Чесменскому была послана табакерка стоимостью 250 рублей, сопровождаемая собственноручным письмом самодержицы от 19 июля 1795 года, начертанным в Царском Селе: «Граф Алексей Григорьевич. В знак же Моего к вам благоволения, посылаю вам табакерку. Вся цена ея состоит в изображении того памятника, который славу вашу и знаменитыя отечеству заслуги ваши свидетельствует». Далее государыня приписала: «Я бы в табакерку насыпала табаку, растущего в Моем саду, иного ныне не нюхаю, но опасаюсь, что дорогою засохнет».

Орлов был безмерно счастлив, что в 25-й юбилей славной морской виктории его заслуги не были забыты, и тотчас сочинил благодарственный ответ. Получив его, императрица не замедлила с ответом: «Граф Алексей Григорьевич. Письмо ваше, от 30 июля, сей час до рук Моих доставлено. Из оного вижу, что табакерка, Мною к вам посланная, вас обрадовала; того мне и хотелось. Екатерина. Желаемого табаку, выращенного в Моем саду, банку посылаю».

         К сожалению, о табакерке графа, прозванного современниками Le Balafre, то есть «Меченым», из-за полученного Орловым в юности шрама на щеке, больше ничего не известно.

Но зато экспозицию Оружейной палаты украшает подарок Екатерины II своему фавориту графу Николаю Александровичу Зубову. На крышке большой восьмиугольной табакерки, с синей эмалью, написан вид Камероновой галереи, являвшейся любимым уголком летней резиденции императрицы.

Она сама продумала, как украсить галерею бронзовыми бюстами знаменитых древних философов, поэтов, политических и военных деятелей и превратить её в своеобразный храм славы, которая стала излюбленным местом не только прогулок самодержицы, но и всевозможных придворных праздников.

         Табак настолько вошел в быт общества, что описание какого-то заурядного события у классиков литературы очень часто сопровождается упоминанием трубки или табакерки. Н.В. Гоголь, описывая дом помещика средней руки, пишет: «трубки: деревянные, глиняные, пенковые, обкуренные и необкуренные, обтянутые замшею и необтянутые, затем - чубук недавно выигранный, кисет, вышитый какою-то графинею».

Манилов курил трубку с чубуком, а табак в его доме был и в картузах (бумажных пакетах), и в табачнице, и, наконец, насыпан просто кучею на столе. Чичиков нюхал табак из табакерки с секретом, и у него была даже небольшая дискуссия с Маниловым о том, что «курить трубку гораздо здоровее, нежели нюхать табак» Табакерка была настолько обыденной вещью у картежников, что В.И. Даль пишет, как её использовали в шулерской игре: «Кто мечет, ставит большую табакерку, намазанную сысподу липком, на колоду, доставая в это время платок, а, сняв табакерку, уносит с нею и карту».

         Но были табакерки и попроще. В России массовое их производство началось в 1795 г. С чего бы вы думали? С производства лаковых козырьков для головных уборов обмундирования русской армии. Московский купец П.И. Коробов в подмосковном селе Данилково (ныне Федоскино) основал фабрику. Вывез несколько мастеров из немецкого города Брауншвейга со знаменитой лаковой фабрики И. Штобвассера и с их помощью наладил у себя производство лаковых табакерок и прочих изделий из папье-маше.

Это были коробочки, украшенные незатейливым орнаментом, и табакерки, на крышки которых наклеивались бумажные картинки-гравюрки, покрытые сверху светлым лаком. На картинках обычно изображались события недавней истории - эпизоды войны 1812 года, военных действий против турок. 

Иногда табакерка становится центром детективного расследования, помогая вернуть имена, ушедшим в прошлое. Одна из таких табакерок находится в Государственном историческом музее. Её создал Яков Моисеев, изобразив профильный портрет военного. Вначале решили, что на табакерке изображен М.И. Кутузов. Первая атрибуция была очень скоро отвергнута, так как якоря на воротнике мундира указывали на морского офицера, а именно на адмирала. Позднее в инвентарной карточке этой вещи появились имена первого морского министра графа Н. С. Мордвинова и главы цензурного ведомства, министра просвещения вице-адмирала А. С. Шишкова.

Музеи разных стран мира хранят старинные табакерки и трубки.
В Узбекистане особенную популярность завоевали табакерки, которые выделывались из специально выращенных тыкв. Узбекские табакерки разнообразны по форме, размерам, по характеру отделки. Изготовление их связано со сложным процессом окрашивания, узорной тонировки и полировки, отделкой благородным металлом и цветными каменьями. 

   

В чукотском краеведческом музее хранится сумочка-табакерка из меха оленя, а музее северного города Акша - табакерка из бересты, в африканских музеях - табакерки, расшитые бисером. 

     

В Дании существует единственный в мире музей табака. Любопытный экспонат музея - табакерка из зуба кашалот, сделанная в 1750 году в Исландии.
Этот экспонат, кроме своей древности отличается еще красотой, тщательностью отделки, ну и еще, пожалуй, размерами. Длина его 18 см.

         

         Интересна история табакерок и в странах Азии. Особенно способствовали распространению на Восток нюхательного табака миссионеры-иезуиты, которые были в XVII веке очень влиятельны при дворе императоров Маньчжурской династии. Императорский двор бесперебойно получал готовый нюхательный табак из Европы. Поставками занимались португальцы, обосновавшиеся в Макао.

В 1685 году нюхательный табак впервые упоминается в числе ввозимых товаров, а вскоре в столице Поднебесной начинается собственное производство. В Пекине - исключительно для императорского двора - производили нюхательный табак с особыми целебными и бактерицидными свойствами. Его хранили в стеклянных сосудах-бутылочках, вдыхали в каждую ноздрю с маленькой лопаточки из слоновой кости.

         В Китае зародилось производство стеклянных бутылочек-табакерок. Их украшали эмалью по металлу и стеклу, использовали фарфор, жадеит, нефрит, хрусталь или янтарь и экзотические материалы: бамбук, кокосовый орех и кожуру мандарина.

История этих китайских стеклянных табакерок-бутылочек поистине удивительна. Один из самых ранних экземпляров датирован 1646 годом и подписан: «Сделал Чжэнь Рончжань во втором году правления императора Шуньчжи». Другая ранняя бутылка относится к 1653 году. Ее изготовил мастер Чжэн Цзуньчжан, и хранится она в Чикагском музее естественной истории. Поистине великолепны китайские табакерки династии Цинь (1644-1912 гг.).

Циньский император Шеньчжу, правивший с 1662 по 1722 год под девизом - «процветающее и лучезарное», был современником российского императора Петра I, он покровительствовал европейскому стилю в прикладном искусстве. К 1680 году он организовал в Пекине несколько мастерских. Искусству нанесения эмали китайских мастеров обучали иезуиты и мастера-французы - вот почему некоторые бутылочки отмечены явным европейским влиянием.

         Особое место, занимает искусство росписи стеклянных емкостей для нюхательного табака «нэйхухуа», которое появилось в Пекине в конце цинской эпохи. Стеклянные сосуды расписывали изнутри специальной кистью. Работа требовала большой сосредоточенности, внимания и напряжения глаз. Художники отдыхали каждые два часа с закрытыми глазами. Сложность и кропотливость работы вызывают большое уважение ценителей этого вида искусства. Лучшими мастерами росписи «нэйхухуа» за столетнюю историю существования этого жанра были не более 100 человек. Постепенно любовь к табакеркам охватила все слои населения. В 1830 году в своей книге «Китайцы» (The Chinese) Ф. Дэвис писал, что китайца редко можно увидеть без табакерки.

         Богатое табакерочное наследство оставил XVIII век. Но в конце XVIII века изменился покрой одежды, из моды вышли карманы и вместе с уходом со сцены жизни «пиковых дам» и «старичков в пудреных париках» ушла из обихода привилегированных сословий и табакерка. 

 

Традиционные коробочки для табака в течение какого-то времени еще оставались предметом для приличного и уважительного подарка. Константин Аксаков, например, вспоминает, что в бытность его студентом Московского университета в 30-е годы XIX столетия студенты дарили любимым преподавателям именно табакерки. Только на одной фабрике П.И. Коробова под Москвой в 1840 году было выпущено 13 420 расписных лаковых табакерок.

Своеобразную атаку на традиции совершил Соломон Коген. Он разместил свое предприятие для выделки турецкого табака и сигар в самом центре Киева. Первым адресом фабрики был Крещатик, 17, дом аптекаря Густава Зейделя. А рядом, в доме № 19, жил сам Соломон Аронович с женой и братом жены Мордехаем Шишманом. 1 января 1872 года он открыл на основе своей фабрики торговый дом «Коген и Шишман».

         Соломон Коген решил завоевать рынок новым товаром - «сигаретками». Многие жители столицы Юго-Западного края не курили, а нюхали, для «крепости» подмешивая в него гвоздику, перец и прочие экзотические приправы. «Нюхачи» всегда носили с собой табакерки, которые красноречиво свидетельствовали о социальном статусе владельца.

         Главным достижением Когена на поприще тогдашнего рекламного бизнеса стала «раскрутка» папирос, как более современного, демократичного, либерального (не стоит забывать о настроениях тогдашней русской интеллигенции) продукта. «Понюшка табаку» изображалась как непременный атрибут быта «старосветских» помещиков и мещан, чей образ жизни вызывал лишь улыбку у «продвинутого» человека. Лучшая иллюстрация к этим словам - повесть Михаила Старицкого «За двумя зайцами», где «шкворчащая папироска» Голохвастова и «нюхательный табачок» отца Прони Прокоповны символизируют конфликт поколений, во многом спровоцированный находчивым предпринимателем из Евпатории. 

Так, постепенно табакерка стала выходить из моды и забываться. (с)коробочка для табака

Почти все книги из списка я уже прочла и почувствовала облегчение с примесью разочарования.

В аэропорт мы с мамой приехали на машине с открытыми окнами. В Финиксе было плюс двадцать пять, в бескрайнем голубом небе - ни облачка. Прощаясь с Аризоной, я надела свою любимую блузку, белую с шитьем, но в руках несла теплую парку.
На северо-востоке штата Вашингтон притаился маленький городок Форкс, где погода почти всегда пасмурная. Осадков там выпадает больше, чем на всей территории Соединенных Штатов. Из этого унылого, наводящего тоску города мама сбежала, прихватив меня, когда мне было всего несколько месяцев. До четырнадцати лет я каждое лето ездила в этот жуткий город, а потом взбунтовалась, и три последних лета мой отец Чарли брал меня на две недели в Калифорнию.
И вот я переезжаю в Форкс, причем по собственной воле. Решение далось мне нелегко, потому что этот городок я люто ненавидела.
Мне нравился Финикс с его ослепительно ярким солнцем, зноем, шумом и вечной неугомонностью.
- Белла, - позвала мама, и я догадалась, что она сейчас скажет. - Еще не поздно передумать, - в тысячу первый раз предложила она.
Мы с мамой очень похожи, только у нее короткие волосы, а у глаз морщинки - она часто улыбается. Я заглянула в ее большие, по-детски чистые глаза, и сердце болезненно сжалось. Неужели я бросаю свою милую, любящую, недалекую маму? Конечно, теперь у нее есть Фил, который позаботится, чтобы счета были оплачены вовремя, холодильник не пустовал, и в машине хватало бензина, но все же.
- Хочу уехать, - твердо сказала я. Врать я всегда умела, а в последнее время так часто повторяла эти слова, что почти поверила в них сама.
- Передавай привет Чарли, - сдалась мама.
- Обязательно, - вздохнула я.
- Мы расстаемся ненадолго. Пожалуйста, не забывай, что можешь вернуться в любую минуту. Если что-то случится, позвони, и я за тобой приеду.
- Ни о чем не беспокойся, - уверенно отозвалась я. - Все будет в порядке. Мама, я тебя люблю!
Рене храбрилась, но я чувствовала, что она не до конца откровенна. Потом она прижала меня к себе, мы поцеловались, и я пошла сдавать багаж.
Итак, впереди четырехчасовой перелет до Сиэтла, затем пересадка, еще час до Порт-Анжелеса и, наконец, час езды на машине до Форкса. Летать мне нравилось, а вот целый час в машине с Чарли - это меня не радовало.
Нет, папа вел себя отлично и, казалось, искренне обрадовался, что я решила перебраться к нему. Он уже записал меня в школу и обещал подыскать машину. Проблема заключалась в том, что ни меня ни Чарли разговорчивыми не назовешь, да и обсуждать нам почти нечего. Вне всякого сомнения, мое решение уехать из Финикса немало его удивило: как мама, я не делала секрета из того, что ненавижу Форкс.
Порт-Анжелес встретил меня проливным дождем. Впрочем, я восприняла ливень не как дурной знак, а скорее как что-то неизбежное. С солнцем я уже попрощалась.
Папа приехал за мной на патрульной машине. Это тоже предвидела, ведь для всех жителей Форкса Чарли - шеф полиции Свон. Вот почему, несмотря а стесненность в средствах, я решила купить собственный автомобиль - не хотела разъезжать по городу на машине с мигалками. Мне кажется, именно патрульные машины создают пробки на улицах.
Спускаясь по трапу самолета, я поскользнулась упала прямо в объятия отца.
- Рад видеть тебя, Беллз, - промолвил он, осторожно опуская меня на землю. - Ты почти не изменилась. Как Рене?
- С мамой все в порядке. Я тоже рада встрече, папа. - Чарли я звала его только за глаза.
О чем же с ним разговаривать?
Багажа у меня было совсем немного. Аризонский гардероб для Вашингтона не подходил. Мы с мамой постарались купить побольше теплых вещей и потратили кучу денег, но того, что купили, явно не хватит.
- Я нашел тебе классную машину, и цена подходящая! - объявил отец, когда я устроилась на переднем сиденье и пристегнулась.
- Что за машина? - решила уточнить я. Почему-то мне не понравился тон, которым он сказал «классную».
- Ну, вообще-то это пикап, «шевроле».
- Где ты ее нашел?
- Помнишь Билли Блэка из Ла-Пуш? - Ла-Пуш - небольшая индейская резервация на побережье.
- Нет.
- Прошлым летом мы вместе ездили рыбачить, - подсказал Чарли. - А теперь он в инвалидном кресле и за руль уже не сядет, так что пикап отдает дешево.
Именно поэтому я не помнила Блэка. Мне всегда удавалось блокировать болезненные и ненужные воспоминания.
- И сколько пикапу лет?
По выражению лица Чарли я поняла, что этого вопроса он опасался.
- Ну, Билли вложил в мотор кучу денег, и работает он теперь как часы.
- Сколько лет пикапу? - Пусть Чарли не надеется, что я сдамся без боя!
- Билли купил его году эдак в 1984.
- Он купил его новым?
- Вообще-то, нет. А год сборки. ну, конец пятидесятых - начало шестидесятых, - нехотя признал Чарли.
- Чар. Папа, я же не разбираюсь в машинах и, если что-то сломается, починить не смогу. А на механика денег нет.
- Ради бога, Белла, тачка - просто зверь, таких больше не делают!
Что же, «зверь» звучит неплохо.
- И сколько Билли хочет за «зверя»? - В финансовых вопросах придется быть бескомпромиссной.
- Вообще-то я его уже купил и собирался тебе подарить. Добро пожаловать в Форкс, Белла!
Вот так! Бесплатно!
- Ну, зачем же, папа! Я вполне могу позволить себе купить машину.
- Да ладно! Хочу, чтобы тебе здесь понравилось! - заявил Чарли, внимательно наблюдая за дорогой. Особой чувствительностью отец не отличался. Наверное, это передалось и мне - отвечая, я старалась не встречаться с ним взглядом.
- Огромное спасибо, папа! Я очень рада! - Зачем напоминать, что в Форксе мне в принципе не могло понравиться. Совершенно необязательно портить настроение Чарли, тем более что дареному пикапу в зубы не смотрят.
- Ну что ты, Белла! Всегда пожалуйста! - смущенно пробормотал он.
Немного поговорив о погоде, для которой существовало только одно определение - «паршивая», мы стали молча смотреть в окна.
Справедливости ради стоит заметить, что за окном было очень красиво. Море зелени: листва, мшистые стволы деревьев, на земле - толстый ковер из папоротника. Даже просачивающийся сквозь листья свет казался зеленым. Похоже, я попала на зеленую планету!
Наконец мы приехали к Чарли. Он по-прежнему жил в небольшом двухэтажном коттедже, который много лет назад купил для мамы. У дома - похоже, над ним не властно время - стоял мой «новый» пикап, блекло-красный, с большими закругленными крыльями и просторной кабиной. Как ни странно, «зверь» мне понравился. Неизвестно, как он ездит, но я могла легко представить себя за рулем. Такие пикапы я много раз видела в кино - без единой царапинки они гордо стоят в самом центре аварии, окруженные разбитыми всмятку легковушками.
- Папа, машина отличная, спасибо!
Теперь завтрашний день казался не таким страшным - не придется идти две мили до школы под проливным дождем или ехать на патрульной машине с Чарли.
- Рад, что тебе понравилось, - пробурчал отец, снова смущаясь.
Все мои вещи мы перенесли наверх за один заход. Чарли отдал мне западную спальню с окнами во двор. Эту комнату я хорошо знала, потому что, приезжая к отцу на лето, жила именно в ней. Деревянный пол, бледно-голубые стены, высокий потолок, пожелтевшие кружевные занавески на окнах - все это было частью моего детства. Чарли только купил большую кровать и письменный стол. На столе стоял старенький компьютер, а от модема тянулся провод к телефону. На модеме настояла мама, чтобы мы постоянно были на связи. В потертом кресле-качалке сидели мои старые куклы.
Ванная одна на два этажа, так что придется делить ее с Чарли. Да, перспектива не самая радужная.
Одно из лучших качеств Чарли - ненавязчивость. Подняв по лестнице мои сумки, он ушел, чтобы я могла спокойно распаковаться и устроиться. Мама на такие подвиги не способна!.. Как здорово, что можно побыть наедине с собой, бездумно смотреть на дождевые капли и немного поплакать. Хотя нет, реветь я сейчас не буду, оставлю это удовольствие на ночь. Тем более что завтра в школу.
В средней школе Форкса было триста пятьдесят семь, а со мной триста пятьдесят восемь учащихся. В Финиксе только на моей параллели училось больше! Местные жители мобильностью не отличаются, так что мои одноклассники знают друг о друге нею подноготную. Меня же и через пять лет будут считать новенькой.
Жаль, что я не выгляжу, как типичная жительница Аризоны: высокая, светловолосая, загорелая, страстная поклонница пляжного волейбола. Все это не обо мне, хотя большинство моих подруг попадают под это определение. Кожа у меня оливковая и никакого намека на голубые глаза и светлые или хотя бы рыжеватые волосы. Фигура стройная, однако не атлетичная: полное отсутствие координации и плохая реакция исключили меня из всех видов спорта.
Выложив одежду на низкий сосновый столик, я достала туалетные принадлежности и пошла мыться. Посмотрев на себя в зеркало, аккуратно расчесала влажные спутанные волосы. Надеюсь, все дело в освещении, - цвет лица казался желтоватым и каким-то болезненным. Моя кожа бывает сияющей и полупрозрачной, особенно если наложить макияж, но сегодня я не красилась.
Даже наплакавшись вдоволь, я долго не могла заснуть. Мешали постоянный шум дождя и шелест ветра. Я накрылась одеялом с головой, а потом положила сверху подушку, но сон пришел только после полуночи, когда дождь превратился в морось.
Выглянув утром в окно, я увидела лишь густой туман. Сквозь грязно-серые тучи не проникало ни одного солнечного луча, и я почувствовала себя словно в клетке.
Завтрак прошел спокойно, и Чарли пожелал мне удачи в школе. Я старалась отвечать как можно вежливее, прекрасно понимая, что он надеется зря - мы не особенно дружны с удачей. Чарли ушел первым - похоже, его настоящим домом был полицейский участок. Оставшись одна, я осмотрела небольшую кухню: квадратный дубовый стол, три совершенно разных стула, темная обшивка стен, ярко-желтые ящики шкафа и белый линолеум. В желтый цвет ящики выкрасила мама восемнадцать лет назад, надеясь заманить на кухню солнце. К кухне примыкала крошечная гостиная, где над каминной полкой стояли фотографии в рамках. Первой шла свадебная фотография мамы и Чарли в Лас-Вегасе. На второй они, молодые и счастливые, забирали меня из роддома. Затем - серия моих школьных снимков, включая последний. Смотреть на них мне было неловко. Надо попросить Чарли, чтобы он их убрал.
Легко догадаться, что после мамы здесь не жила ни одна женщина. Почему-то мне стало не по себе.
Появляться в школе первой не хотелось, но и оставаться в этом доме я больше не могла. Надев куртку, толстую и неудобную, я вышла на улицу, достала спрятанный под карнизом ключ и закрыла дверь. Тяжелые сапоги неприятно хлюпали по грязи. Как же мне не хватало привычного хруста гравия!..
Я остановилась, чтобы в очередной раз восхититься своим пикапом. Нужно было скорее спрятаться от холодной мглы, липшей к волосам, и я надела капюшон.
В кабине было очень чисто. Наверняка в ней убрался Чарли или Билли, кожаная обивка сидений пахла табаком, бензином и мятной жвачкой. На мое счастье мотор завелся быстро, правда с оглушительным ревом. Что же, у такого старого пикапа должны быть недостатки. Заработало даже древнее радио. Мелочь, а приятно.
Найти школу оказалось несложно, хотя я никогда раньше ее не видела. Как и во многих других городах, она находилась прямо за автострадой. Большинство улиц Форкса пересекали город с востока на запад и обозначались одной из букв алфавита. Итак, школа была на пересечении Восточной улицы В и Спартан-авеню. Почему-то название «Восточная улица В» показалось мне смешным, и я захихикала. Да, нервы сдают.
Сама школа была совершенно непримечательной - несколько зданий из темно-красного камня, и только вывеска «Средняя школа Форкса» говорила о его назначении. К тому же вокруг корпусов росло столько деревьев и кустарников, что я не сразу смогла определить истинный размер каждого. «А где же дух школы? - с тоской подумала я. - Где высокая ограда и металлоискатели на входе?»
Я припарковалась у первого из корпусов, дверь которого украшала маленькая табличка с надписью «Администрация». На стоянке не было ни одной машины, так что день, скорее всего, неприемный. Тем не менее лучше войти и узнать расписание, чем блуждать под дождем. Нехотя выбравшись из теплой кабины, я зашагала по каменной дорожке, постучалась и, сделав глубокий вдох, вошла.
В административном корпусе было очень светло и теплее, чем я ожидала. Маленький кабинет канцелярии оказался довольно уютным: складные кресла для посетителей, яркая ковровая дорожка, множество плакатов и объявлений на стенах, громко тикающие часы. Я насчитала больше десяти растений в пластиковых горшках, будто на улице недостаточно зелени! Невысокая стойка, заваленная папками с яркими ярлыками, делила кабинет пополам. За стойкой - три стола, за одним из которых сидела крупная рыжеволосая женщина в очках. Незнакомка была в джинсах и бордовой футболке, и я тут же почувствовала себя непривыкшей к холодам южанкой.
Женщина подняла на меня глаза. Так, судя по цвету бровей и волос на затылке, она шатенка, причем довольно темная.
- Чем я могу вам помочь? - спросила администратор. Видимо, она привыкла видеть в канцелярии знакомые лица.
- Изабелла Свон, - представилась я, и женщина понимающе кивнула. Меня здесь ждали с явным любопытством: дочь шефа Свона и его ветреной жены возвращается в родной город!
- Ну, конечно! - воскликнула администратор и лихорадочно стала что-то искать в большой стопке документов. - Вот ваше расписание и карта школы, - наконец объявила она, положив на стойку несколько листов.
Администратор рассказала о предметах, которые мне предстояло изучать, и объяснила, где находятся нужные классы и лаборатории. Затем вручила формуляр, его, с подписями преподавателей, я должна была вернуть в конце дня.
- Надеюсь, в Форксе тебе понравится! - с чувством проговорила женщина.
Я постаралась, чтобы улыбка получилась искренней и благодарной.
Когда я вышла на стоянку, там уже почти не было свободных мест. До начала первого урока времени оставалось немного, и я решила объехать территорию школы. Хорошо, что у большинства студентов машины подержанные, как и у меня. В Финиксе мы жили в бедном районе, по иронии судьбы примыкавшем к новому престижному кварталу, так что увидеть на школьной стоянке новенький «мерседес» или «порше» было обычным делом. Здесь же самой лучшей машиной был сияющий «вольво», сильно выделяющийся на общем фоне. Я припарковалась в самом неприметном месте, чтобы рев двигателя не привлек лишнего внимания. Сидя в машине, я изучала карту, стараясь разобраться и запомнить как можно больше. Ходить по кампусу, уткнувшись носом в карту, совершенно не хотелось. Ну все, похоже, готова. Я сложила сумку, повесила ее на плечо и снова глубоко вдохнула. «Все будет в порядке, - повторяла я и сама себе не верила, - никто меня не съест». Шумно выдохнув, я вышла из пикапа.
Подняв воротник и опустив капюшон до самых бровей, я постаралась смешаться с шумной толпой подростков. Моя черная куртка в глаза не бросалась, и это радовало.
Я быстро нашла кафетерий, а за ним и нужный мне корпус № 3. Огромная черная тройка красовалась на квадратном белом наличнике. Дверей оказалось всего четыре, так что найти нужную будет несложно. Между тем колени дрожали все сильнее, и на ватных ногах я прошла за двумя фигурами в джинсовых плащах-унисекс.
Какие маленькие классы в этой школе! Вошедшие передо мной сняли плащи и повесили на крючки, и я последовала их примеру. Джинсовые фигуры оказались девушками - пепельная блондинка и смуглая шатенка. Ну что же, цвет моей кожи здесь никого не удивит.
Я подала формуляр на подпись преподавателю, которого, судя по табличке на столе, звали мистер Мейсон. Прочитав мое имя, Мейсон окинул меня оценивающим взглядом, и я тут же покраснела до кончиков ушей. Хорошо хоть на заднюю парту посадил! Таращиться на меня будет значительно труднее. Впрочем, моих новых одноклассников это не смутило. Я сделала вид, что изучаю список литературы. Обычный набор авторов: Бронте, Шекспир, Чосер, Фолкнер. Почти все книги из списка я уже прочла и почувствовала облегчение с примесью разочарования. Интересно, согласится мама прислать мне файл со старыми сочинениями или станет поучать, что жульничать нехорошо? Вполуха слушая монотонный рассказ учителя, я перебирала в уме аргументы, которые могли бы убедить маму.
Наконец прозвенел звонок, звук которого показался каким-то гнусавым, и долговязый прыщавый парень подошел ко мне, явно желая пообщаться.
- Ты ведь Изабелла Свон? - широко улыбаясь, спросил он.
- Белла, - уточнила я. Все, кто находился в радиусе трех метров, так и застыли с тетрадями в руках.
- Какой предмет у тебя дальше? - поинтересовался парень, и мне пришлось лезть в сумку за расписанием.
- Политология у мистера Джефферсона в шестом корпусе. - Я не знала, куда смотреть - повсюду блестящие от любопытства глаза.
- Я иду в четвертый корпус, так что могу проводить! - Боже, от него просто так не отделаешься. - Кстати, меня зовут Эрик.
- Спасибо, - неопределенно ответила я.
Мы надели куртки и вышли под дождь, который только усилился. Почему-то мне показалось, что кто-то идет за нами по пятам и подслушивает. Надеюсь, у меня не прогрессирующая паранойя!
- Что, не очень похоже на Финикс? - спросил Эрик.
- Да уж.
- Наверное, дождей там почти не бывает?
- Почему, бывает, несколько раз в год.
- Не представляю, как же без дождя?! - изумленно воскликнул парень.
- Ну, солнце светит, - объяснила я.
- Что-то ты не очень загорелая, - заметил Эрик.
- У меня мама - альбинос.
Парень внимательно на меня посмотрел, и я вздохнула. Видимо, дождь и чувство юмора несовместимы. Пара месяцев - и я забуду, что такое сарказм.
Мы обогнули столовую и подошли к южным корпусам, соседствующим со спортивной площадкой. Эрик довел меня прямо до двери, наверное, опасаясь, что я могу заблудиться.
- Ну ладно, пока, - попрощался он, когда я толкнула дверь, - надеюсь, мы будем часто видеться. - В голосе парня было столько надежды!
Я ободряюще улыбнулась и вошла.
Утро прошло в том же духе. Учитель тригонометрии, мистер Варнер, который не понравился мне с первого взгляда, выставил меня перед классом и велел рассказать о себе. Я густо покраснела, говорила тихо, путаясь в словах, а когда шла к своему месту, споткнулась и чуть не упала.
После двух уроков я стала потихоньку запоминать имена. В каждом классе находилась пара ребят посмелее, которые подходили знакомиться и спрашивали, нравится ли мне Форкс. Я старалась быть вежливой и врала напропалую. Зато мне ни разу не понадобилась карта!
С одной девушкой я сидела на тригонометрии и испанском, а потом мы вместе пошли на ленч. Моя новая знакомая была миниатюрной, сантиметров на десять ниже меня, но шапка темных кудрей скрадывала разницу в росте. Ее имени я не запомнила и рассеянно улыбалась и кивала, в то время как она без остановки болтала об учителях и уроках.
Мы сели за столик к ее подругам, и она нас познакомила. Признаюсь, я тут же забыла, как кого зовут, тем более что девушки оказались куда более робкими, чем их кудрявая знакомая.
Парень с английского, Эрик, помахал мне с другого конца зала.
Именно тогда, во время ленча, болтая с новыми знакомыми, я впервые увидела их.
Их было пятеро, они сидели в самом дальнем углу, не разговаривали и не ели, хотя перед каждым стояло по подносу с едой. Меня они не замечали, так что я могла тайком их разглядывать, не боясь нарваться на любопытный взгляд. Однако мое внимание привлекло вовсе не отсутствие интереса с их стороны.
Уж больно разными они были! Из трех парней один - крупный, мускулистый, как штангист, с темными вьющимися волосами. Другой - медовый блондин, выше, стройнее, но такой же мускулистый. Третий - высокий, неопрятный, со спутанными бронзовыми кудрями. Он выглядел моложе своих друзей, которые могли быть студентами университета или даже преподавателями.
Девушки тоже принадлежали к разным типам. Одна высокая, стройная, с длинными золотистыми волосами и фигурой фотомодели. Именно такие часто появляются на обложках глянцевых журналов. По сравнению с ней остальные девушки в столовой казались гадкими утятами. Вторая, миниатюрная брюнетка с задорным ежиком, больше всего напоминала эльфа.
И все же было у них что-то общее: они казались мертвенно бледными, бледнее любого студента, живущего в этом лишенном солнечного света городе. Даже бледнее меня, альбиноски во втором поколении. Несмотря на разный цвет волос, глаза у всех пятерых были почти черные, а под ними - темные круги, похожие на огромные багровые синяки. Словно они не спали несколько ночей или сводили синяки после драки, где им переломали носы. Однако носы, как и остальные черты лиц, были благородными, словно профили королей на старых монетах.
Но даже не по этой причине я не могла отвести глаз от странной пятерки.
Я смотрела на них, потому что никогда в жизни не видела ничего прекраснее, чем их лица, разные и одновременно похожие. В школе заштатного городка таких не увидишь - только на обложках журналов и полотнах голландских мастеров. Трудно сказать, кто был самым красивым: статная блондинка или парень с бронзовыми волосами.
Они смотрели куда-то вдаль и не видели ни друг друга, ни остальных студентов. Вот похожая на эльфа девушка встала и, захватив поднос с нетронутым десертом и целым стаканом колы, направилась к выходу изящной походкой манекенщицы. Я зачарованно наблюдала, как брюнетка выбросила ленч, к которому даже не прикоснулась и, грациозно покачивая бедрами, выпорхнула из столовой. Нехотя, я стала прислушиваться к тому, о чем говорили за моим столом.
- Кто сидит там? - спросила я кудрявую девушку, лихорадочно вспоминая ее имя. Она обернулась, чтобы увидеть, какой именно стол я имею в виду, хотя по моему восторженному голосу могла обо всем догадаться. В тот самый момент парень с бронзовыми кудрями, поднял голову и посмотрел сначала на мою знакомую, а потом на меня.
Красавец тут же отвел глаза, даже быстрее, чем я. В его мимолетном взгляде не было ни капли интереса - будто моя соседка назвала его по имени, и он инстинктивно отреагировал, хотя разговаривать с ней не собирался.
Девушки за моим столом глупо захихикали.
- Это Эдвард и Эмметт Каллен, а также Розали и Кэри Хейл. Миниатюрная брюнетка, которая ушла, - Элис Каллен. Они живут все вместе в семье доктора Каллена, - чуть слышно сказала девушка с темными кудрями.
Я украдкой взглянула на самого молодого в этой странной компании - он рассеянно смотрел на поднос с едой, тонкие длинные пальцы отщипывали маленькие кусочки от рогалика. Четко очерченные губы чуть заметно двигались, значит, парень что-то им говорит, хотя его родственники безучастно смотрят вдаль. Странные у них имена, таких уже давно не дают! Хотя, кто знает, может, в Форксе старые имена на пике моды!.. Я наконец вспомнила имя моей кудрявой соседки. Джессика! Вот это - самое подходящее имя для моей сверстницы. В Финиксе у нас в каждом классе было по две-три Джессики.
- Они выглядят. необычно, - промямлила я. С каких пор я перестала говорить то, что думаю?
- Да уж, - нервно усмехнулась Джессика. - Они всегда держатся вместе, я имею в виду Эмметта и Розали, Кэри и Элис, и живут вместе! - Сказано это было с осуждением. Наверняка их осуждают все жители маленького городка. Хотя, должна признать, в Финиксе о такой красивой семье тоже ходили бы сплетни.
- Которые из них Каллены? - спросила я. - Что-то особого сходства не видно.
- Естественно! Они же все приемные! Доктор Каллен еще молод, ему слегка за тридцать. Хейлы (они оба блондины) - близнецы, Каллены взяли их на воспитание.
- Они слишком взрослые, чтобы брать их на воспитание.
- Сейчас - да. Кэри и Розали восемнадцать, они живут у миссис Каллен уже десять лет. Она их тетя или какая-то дальняя родственница.
- Молодец миссис Каллен! Заботится о приемных детях, хотя сама еще совсем молода!
- Да, наверное, - нехотя согласилась Джессика, и мне показалось, что она почему-то недолюбливает доктора и его жену. Судя по тому, как она смотрит на их приемных детей, дело в элементарной зависти. - По-моему, миссис Каллен бесплодна.
Слушая девушку, я продолжала смотреть на странную четверку, апатично разглядывавшую стены.
- Давно они в Форксе? - спросила я, удивляясь, что не видела эту семью, когда приезжала летом.
- Нет, - проговорила моя соседка таким тоном, будто ответ был очевиден. - Переехали два года назад с Аляски.
Я почувствовала прилив жалости и какое-то облегчение. Жалость - потому что, несмотря на красоту, они всегда будут здесь чужими. Значит, я не единственная новенькая в этой школе и, к счастью, не самая заметная.
Заинтригованная, я продолжала рассматривать их. Самый младший из парней, очевидно Каллен, снова на меня взглянул. На этот раз он смотрел с интересом, и, отводя взгляд, я успела заметить в его карих миндалевидных глазах что-то вроде разочарования.
- Как зовут парня с рыжеватыми волосами? - спросила я, украдкой наблюдая за красавцем. Он все еще смотрел на меня, но не с любопытством, в отличие от большинства студентов. Интересно, что его так разочаровало?
- Эдвард. Он, конечно, душка, но можешь не тратить на него время. Этот гордец ни с кем не встречается. Очевидно, наши девушки для него недостаточно хороши, - с явной обидой проговорила Джессика. Неужели Каллен успел ее отшить?
Стараясь спрятать улыбку, я закусила губу и снова посмотрела на Эдварда. Он отвернулся, но на щеках появились ямочки, будто он тоже улыбался.
Через несколько минут все четверо поднялись из-за стола. Как изящно они двигаются! Даже высокий «штангист» обладал грацией танцора. Жаль, что они уходят. Эдвард Каллен даже не обернулся.
Я засиделась с Джессикой и ее подругами и чуть не опоздала на следующий урок. Неприятности мне ни к чему, особенно в первый день. Одна из моих новых знакомых, которую звали Анжела, тоже шла на биологию. По дороге мы почти не разговаривали - девушка очень стеснялась.
Мы вошли в класс, и Анжела села за заднюю парту. К сожалению, сосед у нее уже был. Оставалось только одно свободное место в среднем ряду. Спутанные бронзовые волосы, карие глаза - мне предстояло сидеть с Эдвардом Калленом.
Тайком наблюдая за Эдвардом, я подала формуляр учителю. Когда я проходила мимо, парень окинул меня ледяным взглядом. Откуда столько злобы? От неожиданности я споткнулась и чуть не упала. Сидящая рядом девица захихикала.
Миндалевидные глаза оказались не карими, а черными как уголь.
Мистер Баннер подписал мой формуляр и выдал учебник, не задавая глупых вопросов. Похоже, с ним мы поладим. Естественно, он предложил мне сесть с Калленом. Вперив глаза в пол, я подошла к парте, за которой мне предстояло сидеть рядом с ним.
Глядя прямо перед собой, я положила учебник на парту и села, краем глаза заметив, что Каллен заерзал. Он двигал стул к самому краю парты, подальше от меня. морщась, будто от дурного запаха! В полном замешательстве я понюхала свои волосы; они пахли зеленым яблоком - аромат моего любимого шампуня. По-моему, со мной все в порядке. Я опустила прядь на самые глаза, словно темный занавес между мной и Калленом. Что же, буду слушать мистера Баннера.
К сожалению, лекция была посвящена молекулярной анатомии, которую я уже изучала. Пришлось слушать и записывать во второй раз.
Удержаться я не смогла и через занавес темных волос нет-нет да посматривала на своего странного соседа. Он целый урок просидел на краешке стула, стараясь держаться как можно дальше от меня. Я заметила, что его левая рука сжалась в кулак, а под бледной кожей проступили жилы. Да, похоже, парень не из спокойных. Длинные рукава темной рубашки завернуты до локтей, и я увидела, как играют мускулы. Субтильным Эдвард казался только рядом с дородным братцем.
Казалось, урок тянется бесконечно. Интересно, это потому что он предпоследний, или потому что я ждала, пока разожмется страшный кулак? Так и не дождалась. Каллен словно прирос к краешку стула. В чем дело? Неужели он всегда так себя ведет? Похоже, Джессика не так уж и не права, что не любит эту семью. Наверное, дело тут не только в зависти.
Проблема не может быть во мне, ведь Эдвард совсем меня не знает!
Я еще раз взглянула на Каллена и горько об этом пожалела. Черные глаза полыхнули такой ненавистью, что я невольно сжалась. В тот момент до меня дошел смысл выражения «убить взглядом».
Как только прозвенел звонок, Эдвард вскочил и бросился вон из класса. Оказывается, он на целую голову выше меня!
Я будто приросла к стулу и тупо смотрела вслед Каллену. Ну почему он так со мной, за что? Словно во сне, я собирала вещи, пытаясь побороть переполнявший меня гнев. Когда я злюсь, дело всегда кончается слезами, а рыдать в самый первый день не хотелось.
- Ты Изабелла Свон? - раздался мужской голос. Оглянувшись, я увидела симпатичного парня, светлые волосы которого с помощью геля были разделены на мелкие пряди. Судя по дружелюбной улыбке, его мой запах не смущал.
- Белла, - мягко поправила я.
- Меня зовут Майк.
- Рада познакомиться, Майк.
- Хочешь, помогу найти следующий класс?
- Вообще-то у меня физкультура. Думаю, спортзал я найду.
- Я тоже иду в спортзал! - радостно воскликнул Майк. Наверное, в такой маленькой школе подобные совпадения случаются довольно часто.
Мы вместе вышли во двор. Парень трещал без умолку, но назойливым не казался. Он приехал в Форкс из Калифорнии десять лет назад и тоже скучал по солнцу. Как хорошо, что у нас общий английский, мы сядем вместе! Похоже, Майк - самый приятный из моих сегодняшних знакомых.
- Слушай, что ты сделала с Эдвардом Калленом? - смеясь, спросил Майк, когда мы входили в спортзал. - Парень был явно не в себе!
Я вздрогнула. Значит, мне не показалось, и Каллен не со всеми ведет себя так по-свински. Что же, придется притвориться идиоткой.
- Каллен - это тот парень, с которым я сидела на биологии? - простодушно спросила я.
- Угу, - кивнул Майк. - Как только ты к нему села, у него будто живот заболел.
- Не знаю, - покачала головой я, - мне он не жаловался.
- Да он точно больной! - Новый знакомый топтался возле меня, вместо того, чтобы идти в мужскую раздевалку. - Если бы случилось чудо, и тебя посадили со мной, я бы времени зря не терял!
От его искреннего восхищения мне стало немного легче.
Мистер Клапп, преподаватель физкультуры, подобрал мне форму, но переодеваться не заставлял - в первый день я могла наблюдать за занятиями с трибуны. В Финиксе физкультуру в старших классах посещали только по желанию, а здесь она была обязательной. Да, хуже не придумаешь!
Наблюдая за четырьмя волейбольными партиями одновременно, я вспомнила, сколько травм получила и сколько подруг потеряла, играя в волейбол, и меня замутило.
Наконец прозвенел звонок. Облегченно вздохнув, я понесла формуляр в канцелярию. Дождь кончился, зато подул холодный сильный ветер. Я брела, опустив капюшон на глаза и втянув руки в рукава.
А войдя в теплый административный корпус, тут же испуганно попятилась к двери - у стойки администратора стоял Эдвард Каллен. Спутанные бронзовые волосы я узнала мгновенно. Кажется, он не слышал, как хлопнула дверь. Я прижалась к стене и вся обратилась в слух.
Низким, очень приятным голосом Каллен спорил с администратором. Понять чего он добивается, не составило никакого труда - ему хотелось перенести шестой урок биологии на любой другой день.
Не может быть, что все дело во мне. Наверняка что-то случилось еще до того, как я вошла в кабинет биологии. Мало ли какие неприятности могут быть у парня! С чего ему меня ненавидеть?
Входная дверь открылась, и порыв ветра разметал лежащие на стойке бумаги и мои волосы. Маленькая девочка молча передала администратору какую-то папку и ушла. Эдвард Каллен медленно повернулся, и черные глаза снова окатили меня холодной волной ненависти. Даже искаженное гримасой злобы, его лицо, казалось прекрасным. На долю секунды я почувствовала какой-то животный страх - в этом парне есть что-то дьявольское! Всепоглощающий ужас отступил, но мне еще долго было не по себе.
- Что же, ничего не поделаешь! - произнес Каллен низким бархатным голосом. - Пусть все останется, как есть! Простите, что отнял у вас столько времени. - Повернувшись на каблуках, он быстро вышел на улицу.
На трясущихся ногах я подошла к стойке и протянула формуляр.
- Как прошел первый день? - спросила сидящая за стойкой женщина.
- Все отлично. - Мой голос дрожал, поэтому ответ прозвучал неубедительно.
Когда я подошла к пикапу, стоянка уже почти опустела. Как же уютно в кабине! Похоже, в этой промозглой дыре именно пикап станет мне настоящим домом. Думая о том, что случилось сегодня, я молча смотрела на лобовое стекло и довольно скоро замерзла. Все, пора ехать! Мотор взревел, и я поехала к Чарли, на ходу вытирая слезы.
Глава вторая
ОТКРЫТАЯ КНИГА
На следующий день все было гораздо лучше, проще. и одновременно сложнее. День был лучше, потому что не шел дождь, хотя небо затянули густые облака. Он оказался проще, потому что я знала, чего ждать. Майк сидел со мной на английском и проводил меня на следующий урок под гневным взглядом Эрика. Мне было очень лестно! На меня обращали куда меньше внимания, чем вчера, а на ленч я пришла с большой компанией, в которой были Майк, Эрик, Джессика и еще несколько студентов, которых я знала по именам. Отношения потихоньку налаживались.
Второй день оказался сложнее, потому что я чувствовала себя разбитой - заснуть под жуткие завывания ветра мне удалось с трудом. Хуже, потому что на тригонометрии мистер Варнер задал мне вопрос, и я ответила неверно. Пришлось играть в волейбол, после моей подачи мяч угодил в голову девушке из другой команды. День был ужасным, потому что Эдвард Каллен не пришел в школу.
Все утро я с тревогой ждала ленча и полных ледяной ненависти взглядов. Иногда мне даже хотелось подойти к этому красавцу и спросить, в чем дело. Ночью, лежа без сна, я придумала целую речь. Однако обманывать себя ни к чему, у меня не хватит смелости заговорить с Калленом первой!
Мы с Джессикой вошли в столовую. Оглядев зал, я увидела странных родственников, однако Эдварда среди них не было.
Тут нас нагнал Майк и повел к столику, за которым сидели его друзья. Джессике льстило мужское внимание. Я старательно прислушивалась к общему разговору, а сама с замиранием сердца ждала появления Эдварда. Может, я все придумала, и он обычный самовлюбленный павлин? Однако Каллен так и не пришел, и я нервничала все сильнее.
С тяжелым сердцем я пошла на биологию. Меня провожал Майк, расписывающий достоинства ретриверов. Затаив дыхание, я открыла дверь - Каллена в классе не оказалось и я пошла к своему месту. Майк не отставал ни на шаг и делился планами на летние каникулы, пока не прозвенел звонок. Грустно улыбнувшись, парень направился к своей парте, за которой сидел вместе с темнокожей девушкой. Печально, с Майком придется что-то делать. В маленьком городке нужно вести себя очень осторожно, а я чрезмерным тактом не отличалась, да и друзей у меня почти не было.
Сидеть за партой в одиночестве очень даже удобно. По крайней мере, я старалась себя в этом убедить. Однако избавиться от навязчивой мысли, что Каллен пропустил школу из-за меня, оказалось непросто. Наивно предполагать, что я произвела на незнакомого парня такое сильное впечатление. Бред какой-то!
Наконец прозвенел последний звонок; едва оправившись от того, что случилось на физкультуре, я бросилась в раздевалку и переоделась в джинсы и темно-синий свитер. К счастью, мне удалось ускользнуть от Майка и лекции о ретриверах. Я припустила на стоянку, чтобы уехать раньше моих новых знакомых. Не желая ни с кем общаться, укрылась в кабине и стала рыться в сумке, проверяя, все ли на месте.
Вчера вечером выяснилось, что из еды Чарли способен приготовить только яичницу. Я вызвалась ежедневно готовить завтрак и ужин, и отец с радостью передал мне ключи от кладовки. В доме почти не было продуктов. Я составила список, взяла деньги из жестяной банки с надписью «На еду» и после школы решила заехать в супермаркет.
Я повернула ключ зажигания, и мотор тут же огласил стоянку душераздирающим грохотом. Не обращая внимания на затыкающих уши студе